Активный характер человеческого сознания, всей его психики проявляется в деятельности. Все формы сознания — восприятие, память, мышление, чувства включены в действие, как его неотъемлемые компоненты.

Не будучи только созерцателем природы, все богатства окружающего мира человек воспринимает как деятель и творец; для деятельности он мобилизует все возможности своей памяти и мышления, направляя их на разрешение сложнейших задач по преобразованию природы и целенаправленной организации общества. И дело идет не о том, что интеллектуальные и эмоциональные проявления связаны с действием, но о том, что они являются неотъемлемыми компонентами его как единства. Деятельность, таким образом, является универсальной формой выражения душевного мира человека, его базальным компонентом, так как все формы сознания — восприятие, мышление, внимание и чувства — сливаются в действии как неразрывное единство и находят в нем активное выражение.

Хотя движению и принадлежит роль непосредственного проявления действий, но такое качество ряд двигательных актов приобретает лишь с того момента, когда эти движения объединяются целью, т. е. получают целестремительный характер. Цели же человеческой деятельности определяются его многообразными потребностями — идеальными (социально-общественными) и биологическими. Хотя на первый взгляд это предполагает линейную связь между теми и другими, в действительности же в сознательной (типичной для человека) деятельности даже в случаях личностных потребностей цель его активности никогда не бывает прямой их проекцией, так как она отделяется от его непосредственных влечений. Таким образом, действия — это комплекс движений, направленных на определенную цель. Каждому человеку в течение его жизни свойствен индивидуальный «набор» действий, поступков, определяемый его доминирующими потребностями, придающий его личности какие-то неповторимо индивидуальные черты. Совокупность действий, характеризующих данную личность, называется деятельностью. В зависимости от лежащих в их основе потребностей, все действия человека могут быть подразделены на три категории: действия инстинктивные, волевые и автоматизированные.

Инстинктивные действия обнаруживаются у человека при удовлетворении его глубоких биологических потребностей — пищевых, самозащитных и др. Они сформировались в процессе филогенеза и у нашего далекого первобытного предка имели большое приспособительное значение, их физиологическим механизмом являются сложные безусловные рефлексы, переключающиеся на подкорковом уровне, и потому, хотя они и целенаправленны, но не осознанны. В общей психической деятельности современного человека, движимого социальными интересами, они занимают весьма скромное место и проявляются в основном в экстремальных ситуациях: самозащитные — перед лицом внезапной опасности, пищевые — для поддержания сил и физического состояния и т. д. Но при психических заболеваниях, сопровождающихся ослабоумливанием (например, при прогрессивном параличе) в связи с распадом и нивелированием более сложных форм деятельности — волевых, они выходят на первый план, приобретая обнаженный характер.

Наибольшее значение для человека имеют волевые действия. Это — сознательные и целенаправленные действия, требующие для своего осуществления сосредоточения на них активного внимания. Волевой процесс — это высшая форма человеческой активности, которая в рамках различных психических состояний осуществляется в единстве и тесном переплетении с интеллектуальными и эмоциональными процессами. По ходу волевого действия человек сознательно контролирует все свои побуждения и преобразует окружающий мир в плане поставленной цели. Глубокое проникновение интеллектуального компонента в волевое действие и возможность его сознательного регулирования делает волевое действие специфически человеческим видом действий, направленных на преобразование окружающего мира. Среди них можно выделить простые и сложные волевые акты.

Поле простого волевого акта непосредственно, а структура его крайне проста и сводится к быстрому переходу желания в исполнение. Структура сложного волевого акта, напротив, многопланова и состоит из ряда закономерных этапов: желания — опредмеченного побуждения, направленного непосредственно на объект, это постановка цели; хотения, включающего план действия и направленного на пути, ведущие к овладению предметом; борьбы мотивов, где взвешиваются все «за» и «против» совершения действия; выбора, приводящего к наиболее эффективному способу действий; принятия решения; исполнения.

Такая сложная, многоэтапная структура сложного волевого акта раскрывает «рычаги», с помощью которых индивиду удается сохранить сознательный контроль за ходом всего волевого процесса. Вместе с тем она выявляет и объясняет «уязвимость» процесса — слабость воли у лиц определенных категорий. Так, при психастении чрезвычайное «засилие» интеллектуального контроля, как правило, блокирует сложный волевой акт где-то на трех последних его этапах, а при истерии, напротив, все этапы (особенно интеллектуальные) стремительно проносятся, обусловливая слабость воли (всякий раз со своими особенностями) и в первом и во втором случаях. Важно еще, чтобы сложный волевой акт доводился до конца (чем определяется сила воли) самостоятельно, без постороннего внушающего воздействия. Тогда сила воли может быть определена как способность доводить до конца, самостоятельные сложные волевые акты.

Для психиатра имеет значение и понятие свободы воли. Одни ученые — идеалисты — безапелляционно утверждают, что свобода воли есть, и лишь от нее зависят поступки человека: при хорошей воле человек творит добрые дела, а при злой воле — недобрые дела и преступления. Другие (механистические материалисты) полностью отрицают свободу воли, нацело обусловливая человеческое поведение окружающей социальной средой, оставляющей человеку путь только для одного — конкретного поступка, в котором он, якобы, неволен. Конечно, обе эти крайние точки зрения неверны. Психиатры, психологи, философы и юристы с диалектико-материалистических позиций признают свободу воли как способность принимать решения со знанием дела (т. е. в ограничительном смысле). Акцентируя внимание на сознательном характере и возможности самоконтроля человеческих поступков, общественная мораль и закон могут требовать от человека неукоснительного выполнения одних действий и полного воздержания от других (в частности, противоправных), что является теоретической предпосылкой понятия вменяемости;

Автоматизированные действия (или навыки) — также сознательные и целенаправленные действия, но (в отличие от волевых) они не требуют для своего осуществления сосредоточения на них активного внимания. Они имеют сознательный и «произвольный» характер, но располагаются как бы на «периферии» сознания, с центральной частью которого связана деятельность волевая. В деятельности человека, как говорит Джемс, из 1000 действий 999 — автоматизированные. Например, во время чтения лекции мимика, поза, жестикуляция, громкость и интонации речи лектора — целиком автоматизированные и лишь формулируемые им мысли и идея, «стратегия» лекции — волевой акт. В большинстве своем автоматизированные действия образуются из волевых посредством многократного системного их осуществления. Типичный пример — первичное освоение письма в школе как волевое действие и использование письма грамотным человеком в форме хорошо отработанного навыка, когда он думает только о содержании того, что пишет полностью автоматически. Существует ряд разновидностей автоматизированных действий: перенос — облегченное освоение действия на базе хорошо автоматизированного навыка (например, освоение письма левой рукой, при потере правой); интерференция — тормозящее взаимодействие навыков (например, большая трудность в освоении иностранного языка, если до этого, кустарно изучая его, усвоил неправильное произношение); и привычка, характеризующаяся элементом потребности и индивидуальная у каждого из нас.

У психически здорового человека в его совокупной психической деятельности, естественно, ведущей и имеющей решающее приспособительное значение является волевая деятельность, тогда как при психических заболеваниях по мере ее ослабления и в соответствии с его степенью, она более или менее резко ослабевает, вплоть до полного распада с выходом на первый план автоматизированных, а при грубом ослабоумливании и инстинктивных действий.

Отдельное описание здесь психических функций дано исключительно лишь в дидактических целях, так как, естественно, все они взаимосвязаны и в своей совокупности составляют сознание человека. Известное философское определение сознания как способности человека правильно отражать окружающую действительность и целенаправленно воздействовать на нее может быть использовано как база для специально психологического определения его. Как соотносится сознание с такими понятиями, как восприятие, представление, мышление и др.? Очевидно, что его нельзя рассматривать как эпифеномен, как бы стоящий над ними и управляющий ими, но нельзя и рядополагать с ними. Эти психические функции, видимо, правильнее рассматривать как формы сознания и одновременно как уровни отражательной психической деятельности человека, коль скоро их содержание (признаки предмета — для ощущения; целостный образ — для восприятия и представления и сложнейшие каузальные связи между объектами — для мышления и т. д.) знаменуют постепенное углубление отражения окружающей действительности на пути от ощущения к восприятию и от него — к мышлению. Тогда под сознанием в психологии и психопатологии следует понимать совокупность всех проявлений психической деятельности человека в единстве ее форм и во взаимодействии ее различных уровней. При таком понимании сознания невозможна его ясность, т. е. полная сохранность при психических заболеваниях, когда подобную оценку дают бредовому, галлюцинирующему или депрессивному больному. Правильнее понимать, что во всех случаях психических заболеваний оно нарушено, а в случаях дезориентировки больных в месте, времени и окружающем следует говорить о помрачении сознания, рассматривая его как частный случай нарушения сознания.

Гипербулия — усиление в той или иной форме активности больного, внешне производящее впечатление усиления воли. Чаще всего повод для такого заключения подают больные в маниакальной фазе циркулярного психоза, которые легко берутся за различные дела и всюду появляются в отделении и предлагают свои услуги. Эта так называемая жажда деятельности не является таковой, так как больные так же легко бросают начатое дело, как и берутся за него, и не доводят его до конца. Так что здесь речь идет о двигательном возбуждении, а не об усилении воли. Нельзя квалифицировать таким понятием и постоянную пропаганду паранойяльными больными их бредовых идей и упорные попытки их реализации ввиду того, что такая патологическая целеустремленность больного не только не способствует его адаптации в социальной среде, но дезадаптирует его и не завершается достижением поставленной цели.

Гипобулия — ослабление волевой активности — частый симптом психических заболеваний. Проявляется слабостью побуждений, ослаблением желаний, резким сужением круга доступных больному волевых актов и соответственно — ограничением общения с окружающими.

Абулия — полное отсутствие побуждений, всякой инициативы и желаний, полная бездеятельность и потеря общения в связи с невозможностью выполнения как сложных, так и простых волевых актов и с резким ограничением круга автоматизированных действий.

Как гипобулия, так и абулия характерны не только для шизофрении, но и для широкого круга психических заболеваний (последствий токсических поражений головного мозга, специфических нейроинфекций, черепно-мозговых травм).

Парабулия — извращенные формы деятельности. Ее конкретными проявлениями являются парамимия — вычурная мимика, и парапраксия — извращенные манерные действия, когда больной в момент приветствия не пожимает руку, а просто «вкладывает» ее в руку знакомого или особым образом перевертывает кисть, подавая ее тыльной стороной вниз. Сюда же относится особая походка с необычным раскачиванием тела и др. Сочетание абулии с парабулией свойственно шизофрении.

Гипокинезия — ограничение, падение двигательной активности с замедлением движений и с чертами упрощения структуры конкретных двигательных актов.

Акинезия — полная обездвиженность ввиду прекращения произвольных движений, которые, однако, воспроизводятся под влиянием внешних раздражителей.

Импульсивные действия — это внезапно возникающие и осуществляющиеся вне контроля сознания действия. Они лишены мотивов, бессмысленны и совершаются без сознательного им сопротивления. Больные внезапно вскакивают со своего места, неудержимо устремляются вперед, нападая на всех, кто встретится, снося препятствия и разрушая любые предметы.

Каталепсия — длительное сохранение любой позы больными в ступорозном состоянии. На фоне повышенного мышечного тонуса (мышечной гипертонии) больной длительно сохраняет неудобные искусственно приданные ему позы или позы, которые он принял сам. При этом его пассивные мышечные движения можно определить как состояние восковой гибкости.

Стереотипные действия первоначально возникают как адекватный ответ на то или иное раздражение или обращение со стороны других людей и в дальнейшем многократно повторяются, хотя необходимости в них уже нет. Например, войдя в комнату и сев, больной поправил воротничок своей сорочки, а затем несколько раз повторяет это действие, хотя воротничок был на месте после первого же прикосновения к нему.

Стереотипные позы наблюдаются на фоне гипобулии и абулии и обычно сочетаются со стереотипией места. В основе стереотипий лежит патологическая инертность нервных процессов в корковом конце двигательного анализатора.

Эхолалия — повторение слов, отдельных слогов или целых фраз собеседника ступорозными больными, не вступающими в обычный речевой контакт. Как правило, повторяется последнее слово вопроса или фразы собеседника, хотя иногда повторяется иное слово из середины фразы, но тогда ударное.

Эхопраксия — повторение чужих действий больными, находящимися в ступорозном или субступорозном состоянии. Например, не вступая в речевой контакт, больной в состоянии кататонического ступора повторяет жесты и движения головы собеседника.

Негативизм — немотивированное противодействие со стороны больного любым пассивным попыткам изменить в пространстве положение его тела или отдельных частей тела; отказ от совершения любых действий, которые от него требуются. Характерна именно безмотивность отказа и противодействия, а не вообще любой отказ. Так, отказ от еды депрессивного или бредового (с бредом отравления) больного не может оцениваться как негативизм, так как у первого такой отказ обусловлен угнетением аппетита, а у второго — идеями отравления.

Мутизм — молчание, неспособность больного вступать в (озвученный) речевой контакт. Мутизм может быть тотальным, когда больной при любых обстоятельствах и со всеми людьми не может говорить; может быть и парциальным, когда больной не говорит лишь с одним или двумя собеседниками, в какой-то одной (например, психотравмирующей) ситуации и способен поддерживать речевой контакт со всеми другими людьми и в любой иной обстановке. В основе мутизма лежит избирательное торможение речедвигательного анализатора, в связи с чем такой больной может поддерживать полноценный смысловой контакт с окружающими в письменной форме.